«Он украл нашего кабана». Охота на лося обернулась охотой на медведя
Этот рассказ впервые появился в печати в 1971 году. Описанные события относятся к 1936 году
На берегу озера стояли две лосихи. Одна была уже совсем старухой, настолько исхудавшей, что у нее виднелись ребра. Другая была явно помладше и выглядела намного лучше. Пожилая дама кормилась в воде у болотистого берега. Она даже не обратила особого внимания, когда наше каноэ тихо подплыло к ней. Младшая была более осторожна. Она держалась подальше в зарослях.
Я навел камеру и подождал, пока старая лосиха поднимет голову из воды и посмотрит в нашу сторону. Она с аппетитом поглощала болотную траву. Затем я снял их вдвоем. И эта фотография стала единственным трофеем, который я увез домой со своей первой охоты на лося.
Дикая местность, дикие нравы
Шел 1936 год. В Ла-Туке, маленькой станции Канадской национальной железной дороги, наш поезд пристал к двум отдельно стоящим вагонам, полным представителей франкоговорящих лесорубов и нескольких их девиц. Почти все они были пьяны. Недалеко от поезда дровосеки окружили двух каких-то злобных типов, образовав некий ринг, которые были полны непонятной яростью друг к другу. Они быстро сцепились, но использовали не кулаки, а ноги. Для меня стало шоком, что оба они были обуты в сапоги с острыми стальными каблуками. Кто-то должен был обязательно пострадать при таком раскладе, и пострадать очень сильно.
В считанные секунды один сбил другого с ног и распорол сапогом ему плечо. Тот, кто еще держался на ногах, изо всех сил пытался добраться до лица своего противника, но друзья упавшего защищали его, пока он не смог подняться. Они расступились, и тут я увидел блеск ножа. В этот момент на платформу станции выскочил конный полицейский в полном обмундировании. Он взмахнул дубинкой, нож вылетел из руки раненого дровосека, а сам он снова упал на землю. Зрители бросились к двум железнодорожным вагонам. Внезапно около поезда остались только три человека – первый боец, дровосек, который лежал и стонал со сломанной рукой, и еще один какой-то местный охотник. Мне не потребовалось и доли секунды, чтобы решить, что мне здесь больше не место.
Я быстро показал проводнику поезда письмо от моего гида, в котором говорилось, где мне сойти. Мы уехали. Через пару часов поезд затормозил на станции, я спустился вниз, мой багаж выгрузили. Поезд отъехал, а я остался стоять на месте среди километров бесконечного леса. Прошло 15 минут, прежде чем появился мой гид. Он пробурчал что-то по-французски, поднял мой вещмешок и предложил мне идти за ним. Мы прошли по тропе до берега озера, а затем погрузили мое снаряжение в каноэ, чтобы проплыть 10 км до бревенчатого домика с низкой крышей и группы хижин на отдаленном лесистом острове.
На следующее утро мы с гидом начали охоту на лося. К моему изумлению, в каноэ он положил только рогожный мешок с несколькими продуктами, чайником, сковородкой и двумя жестяными банками, все в картонной коробке — ни палатки, ни одеял, ни другого походного снаряжения.
— А где же снаряжение? – спросил я.
— Охотимся из этого лагеря, — коротко ответил он, ткнув большим пальцем в сторону домика.
На этом его словарный запас английского на некоторое время исчерпался. Он не произнес больше ни слова, пока мы не сошли на берег пообедать. Я не помню, что мы ели, но знаю, что это была одна из самых скудных трапез, когда-либо приготовленных на открытом огне. На закате мы вернулись в домик на ночь. В этот момент я решил, что мой гид — мошенник.
Подобное продолжалось четыре дня, и я не видел ни одного свежего лосиного следа. Мы шли на веслах то между островами, то вдоль берегов болотистых заливов. Проводник даже не зазывал зверя, и ничего крупнее дикобраза нам вообще не показывалось. Я много плавал на каноэ, но охотой это назвать было нельзя.
На пятое утро мы наткнулись на двух лосей, и я сфотографировал их. После того как я сделал снимок, проводник отогнал каноэ подальше, а лосиха подняла голову и издала серию стонов. У меня заколотилось сердце. Я был уверен, что на этот призыв откликнется бык, и я смогу его добыть. Но ничего подобного не произошло. Мы простояли несколько часов. Лосиха периодически мычала и хрюкала, но ответа не было. Если бык и был в пределах слышимости, он по какой-либо причине не хотел подходить к ней.
Когда мы вернулись в домик, я поговорил обо всем с гидом. У нас было твердое письменное соглашение. Поездка должна была обойтись мне в 150 долларов, из которых я выслал ему 25 в качестве задатка, а еще 50 долларов заплатил по прибытии в лагерь. Оставшиеся 75 долларов я должен был получить, когда он выведет меня на самца лося любого размера. Если я промахивался, то это уже было моей проблемой. Я сказал ему, что он может либо найти мне проводника, знающего свое дело, и отправить меня туда, где есть пригодные для добычи лоси, либо вернуть мои 75 долларов и отвезти меня к железной дороге. В ответ он предложил взять меня ночью в какое-то место, где лось якобы точно будет. Я отказался. Затем он сказал, что вина лежит на мне, поскольку я сам отказываюсь от охоты.
На следующее утро я собрал свои вещи и отнес их на пристань. Я был готов к отъезду. В этот момент я получил еще один нехороший знак. Гид заявил, что не возьмет меня с собой дальше, пока не получит оставшиеся деньги. Я еще раз напомнил ему об условиях нашего соглашения.
— Ты отказываешься от охоты, — прорычал он. – Плати, или оставайся здесь.
Я оказался в затруднительном положении. Я подумал, не взять ли мне одно из его каноэ, но не был уверен, что я смогу сам найти путь к железной дороге через этот лабиринт островов. Чтобы скоротать время, я достал удочку и начал ловить рыбу. Сделав несколько забросов, я поймал небольшую щуку. Озеро, должно быть, кишело ими. Примерно в это время я заметил человека, плывущего мимо на каноэ, и помахал ему рукой, чтобы он подошел к причалу. Я предложил ему заплатить, чтобы он отвез меня к железной дороге, и он согласился. Но не успели мы погрузить мое снаряжение, как на причал спустился гид с винтовкой калибра 30/30.
— Убирайся отсюда к черту! — приказал он другому человеку.
Я подошел к своему снаряжению, снял чехол с 35-го калибра и вставил пару патронов в магазин.
— Я обо всем позабочусь, — тихо сказал я мужчине. И пошел на встречу с проводником.
Гид начал было спорить, но когда я приблизил свое лицо к его лицу на расстояние нескольких сантиметров, он посмотрел на мою винтовку, повернулся и ушел обратно в домик. Позже меня спросили, что я на самом деле собирался сделать. Я до сих пор не знаю, но в одном я уверен — я не собирался оставаться в плену на этом острове.
Новые друзья
Так я познакомился с Эдуардом. Он рассказал мне, что ранее сам работал гидом у этого мошенника за 1,50 доллара в день. Он сам снаряжал каноэ, и ему было запрещено пользоваться пищей клиента. Ему выдавали ограниченный запас чая, сахара, хлеба, сала и бобов. Если он хотел мяса, то должен был сам его поймать или подстрелить. Он быстро уволился и искал новую работу.
Прежде чем мы добрались до железной дороги, он рассказал мне много интересного о здешних местах и об охоте на лося. В итоге я пригласил его в качестве гида на следующую осень. Когда я предложил ему те же 150 долларов, которые согласился заплатить его бывшему боссу, Эдуард был поражен.
— Это слишком много, — пробормотал он.
Позже оказалось, что я заключил действительно выгодную сделку. Я нанял одного из лучших проводников и охотоведов, которых когда-либо встречал. Когда мы обсуждали договоренности о снаряжении, он просто сказал: «Напишите Эрику — менеджеру компании «Гудзонов залив». Он обо всем позаботится».
Эрик оказался одним из лучших мужчин, которых я когда-либо знал. Он мог сделать абсолютно все, что касалось охоты в регионе. Я регулярно переписывался с ним, чтобы до мельчайших деталей продумать планы и приготовления. Он прислал мне несколько хороших топографических карт района озера Кабонга, где я буду охотиться, и я провел много времени, изучая их. Никто из моих знакомых не захотел ехать со мной туда, наверное, потому, что в первую поездку я попал впросак. Но меня это не беспокоило. Я купил новый винчестер модели 70 калибра .30/06 с прицелом Lyman и оптическим прицелом Noske 4X со съемным креплением. Прицел я носил в ножнах.
Тем летом я много стрелял по мишеням из положения сидя, как в каноэ. Когда, наконец, пришло время, я погрузил свое снаряжение для охоты на оленей, новую винтовку, одеяла, бинокль и остальную экипировку в новую машину. Я решил, что у меня есть все, что может потребоваться охотнику.
Я был слишком взволнован, чтобы спать в ночь перед отъездом, поэтому в итоге выехал в три часа ночи. Время от времени я дремал в машине на обочине дороги. К полудню второго дня я добрался до деревушки в конце всего, что можно назвать дорогой. Я находился примерно в 100 милях (160 км) к северу от Оттавы. В целом я преодолел 700 или 800 миль (более 1000 км) и остановился в гостинице, чтобы немного поспать. Гостиница была простая, но чистая, с голыми деревянными полами, изрядно пошарпанными от сапог лесорубов.
В магазине, которым заведовал старый английский джентльмен, ставший еще одним хорошим другом, я купил два куска бекона и несколько мелочей, а также получил несколько советов о предстоящей поездке. По словам хозяина магазина, дорога до площадки, где меня должен был встретить Эдуард, была не слишком хорошей, но, по его мнению, ее можно было преодолеть.
И именно это оказалось самым трудным путешествием в моей жизни.
Это была грузовая дорога, и мой автомобиль был первым пассажирским транспортом, который проехал по ней за последние месяцы. Я надел цепи на задние колеса, и пока доехал, пожалел, что не взял дополнительный комплект и для передних колес.
Здесь была настоящая грязь, камни и лужи. Я валил бревна, чтобы залатать дыры в местных мостах, рубил кустарник, рыл стоки, чтобы отвести воду с дороги, работал до боли в каждой мышце своего тела. Я преодолел 60 миль (около 100 км) за девять часов и никогда еще не был так счастлив, прибыв в пункт назначения.
Эдуард ждал меня. Мы погрузили мое снаряжение в его каноэ с квадратным штоком ручной работы и направились к посту, 90 миль (145 км) по воде, подталкиваемые подвесным мотором.
Вскоре стемнело. Я едва мог различить поросший лесом берег и множество островов, но мой проводник следовал по маршруту так же легко, как по знакомой асфальтированной дороге, и мы быстро продвигались вперед. Я заснул, измученный девятичасовой поездкой, и был разбужен звуками голосов и лаем маленьких собак. Позже я узнал, что Эрик не разрешил держать на посту ездовых собак, так как раньше они постоянно воевали с местными волками.
Когда мы прибыли к домику, я весь затек. Эрик дал мне чашку горячего чая, запитого высокопробным ромом. Я выпил вторую чашку и сразу же рухнул на кровать. В следующее мгновение Эрик спросил меня, хочу ли я на завтрак одно или два яйца. В итоге я съел шесть штук плюс ветчину и тосты из домашнего хлеба, чем позабавил моего напарника.
Весь следующий день я провел, осматривая пост. Все в нем меня восхищало: бочки с соленой свининой и рыбой, мука, рулоны одеял и бязи, снегоступы, сапоги, капканы. Некая деревня лежала через залив озера Кабонга, искусственного озера, запруженного ранее в связи с лесозаготовками. Я спросил Эрика о возможности посещения этого места.
— Если они тебя пригласят, — тихо сказал он, — Когда-нибудь мы сходим туда, но пока жители еще недостаточно хорошо тебя знают. Точнее, совсем не знают.
В тот вечер после ужина Эрик объявил, что мы идем на утиную охоту. Я не мог представить себе охоту на уток в темноте, но вопросов не задавал. Эдуард и еще один из лучших гидов поста, человек из каких-то племен индейцев по имени Нона Манате, погрузились в большое каноэ вместе со мной и Эриком, и мы отправились вниз по озеру. Ночь была пасмурной и черной, и я не слишком надеялся на удачную охоту. По пути Эрик объяснил, что индейцы не обязаны соблюдать законы о дичи. Они могут брать для пропитания все, что им вздумается.
Каноэ тихо скользило, управляемое двумя веслами, и вскоре я услышал кряканье и плеск уток где-то впереди. Темноту раскололи вспышки четырех ружейных выстрелов. Проводники опустили свои двустволки 12-го калибра, чтобы собрать добычу на воде. В течение часа мы подбирали подстреленных уток и гонялись за подранками, а когда отправились обратно, каноэ было опущено в воду под тяжестью 40 птиц.
На ужин в лагере мы съели по одной утке, поджаристой, как жаркое в горшочке, а затем тушеной в собственном соку. Я не помню более вкусной еды.
На следующее утро меня разбудили еще до рассвета какой-то визг и рычание, лай и тявканье собак. Шум стоял довольно сильный.
— За кабанами охотится медведь! — крикнул Эрик.
Мы схватили винтовки и фонарь и бросились наружу. Два хозяйских кабанчика, весом около 40 фунтов (около 18 кг) каждый, были заперты в тяжелой клетке из жердей и проволоки. Клетка была разломана. Один кабанчик еще рычал внутри. Другой исчез.
— Это был большой старый медведь, — сказал мне Эрик. — Он унес второго кабана. Нам придется его убить.
Собаки сперва было бросились за медведем, но уже через минуту в кустах раздались вопли, и они вернулись с поджатыми хвостами.
На рассвете мы отправились в погоню. Эдуард и Нона отлично справились с задачей, несмотря на то, что тащили на себе медвежий капкан с зубами, как у акулы, топор, тяжелую проволоку и пару банок, состоящих, в основном, из тухлых рыбьих внутренностей.
Мы выслеживали медведя на протяжении нескольких километров и, наконец, нашли то, что осталось от украденного кабанчика, заваленное лесным мусором. Медведь сожрал большую его часть. Остальное спрятал.
Мужчины срубили бревно в качестве волокуши и примотали к нему капкан. Затем они проложили из останков кабана в нескольких направлениях запаховые тропы. Также им понадобились две толстые палки, чтобы закрепить мощные пружины капкана. Когда все было готово, они отошли в сторону и внимательно осмотрели все вокруг.
— Сегодня ночью точно придет, — предсказал Эдуард, и Нона кивнул в знак согласия.
Он был прав. Когда мы вернулись на место вскоре после рассвета на следующее утро, все выглядело так, будто здесь поработал бульдозер. Кустарник был буквально смят, саженцы вырваны, повсюду виднелись брызги крови. Медведь удрал с капканом и волокушей, но оставил след, по которому даже я мог бы его найти. Мы шли за ним полтора километра, а когда догнали, это был самый свирепый зверь, которого я когда-либо видел. Он рычал и скалил зубы. Его глаза пылали, а из пасти летела пена. У меня была винтовка, и мужчины предложили мне подстрелить медведя, но я отказался. Я решил, что это их добыча.
Эдуард и Нона обсуждали возможность зарубить медведя топором , и даже подбадривали друг друга, но, в конце концов, решили отказаться о этой идет. Нона расправился с ним из своего 30/30 калибра.
Позже я узнал, что индейцы ненавидели медведей. Они не ели медвежье мясо, и я никогда не видел медвежьей шкуры возле их хижин. Если клиент добывал медведя, проводник снимал с него шкуру, но не слишком охотно, а потом саму тушу просто оставляли в кустарнике. У них были веские основания для таких чувств. Медведи грабили их тайники и врывались в их хижины, и не один индеец носил на себе шрамы от встреч с медведями.
У Ноны, например, был рваный шрам от ягодицы до лопаток, а у Эдуарда — на обеих руках. Я никогда не мог заставить их рассказать мне истории об этих встречах с хищником. Если я спрашивал о них, они всегда сразу находили что-то, что срочно нужно было сделать, и исчезали.
Тем же днем Эдуард, Нона и я отправились на одном из каноэ вниз по озеру в поисках лосиных следов. Когда мы добрались до нужного места, мотор был убран. Двое мужчин спокойно гребли от одного берега к другому. Когда мы находили следы, Эдуард выходил на берег, сдирал лист бересты и сворачивал его в рог.
— Мы позовем его, — сказал он.
Он окунул рог в озеро, чтобы улучшить его звучание, и послал в лес дикий вой влюбленной лосихи. Тогда я подумал, что это самый странный и пронзительный звук на свете, и я до сих пор так думаю. То, что произошло дальше, произошло так быстро, что я едва мог поверить своим ушам. В густом кустарнике, всего в десятке метров от нас, лось хрюкнул в ответ, а затем мы услышали, как он продирается к нам. Я успел разглядеть его рога из-за невысоких деревьев и уже приготовился стрелять, когда второй лось громко зарычал неподалеку.
Эдуард и Нона прошептали несколько слов на своем языке и на максимальной скорости погнали каноэ к берегу. Когда мы обогнули островок, сразу пять лосей вскинули головы и помчались по мелководью к берегу. Двое из них были самцами, а трое — самками, и от них во все стороны летела вода. Я никогда не забуду это зрелище.
Проводники знали свое дело. Нона был на носу лодки, Эдуард — на корме, а я сидел на валике из одеяла в центре. Они направили каноэ в сторону лося, затормозили, и придали ему устойчивость, чтобы я мог стрелять. У меня не было времени на раздумья. Я просто выбрал быка, у которого, как мне показалось, была самая удобная для меня позиция, и выстрелил, когда он был почти у самого берега. Я успел сделать четыре выстрела, прежде чем он скрылся в кустарнике. Гиды посмотрели друг на друга.
— Промахнулся! — разочарованно произнес Эдуард.
— Я не промахнулся! — ответил я категорично.
Я стрелял с трудом — волнение, связанное с попыткой добыть своего первого лося, неожиданность, тесное положение в каноэ, которое все еще двигалось, и движущаяся мишень, идущая наперерез, — но я был уверен, что, по крайней мере, два моих выстрела попали в цель.
Мы причалили каноэ и сняли след. Крови нигде не было, и после того как мы проследили быка на 300 ярдов (275 метров) через кустарник высотой нам до плеч, Эдуард и Нона покачали головами и стали поворачивать назад. Внезапно волнение и замешательство рассеялись, и я понял, в чем дело.
— Мы преследуем не того быка, — закричал я. — Я подстрелил другого!
Мы побежали обратно к берегу, и проводники взяли след второго лося у самой кромки воды. В пятидесяти ярдах (45 метров) от берега, в густом кустарнике, Эдуард молча указал на малиновое пятно на листве. Потом их стало больше, и они становились все более яркими. Мужчины внезапно остановились, и Эдуард указал рукой вперед. Из-под низкого укрытия торчал рог лося.
Мы проверили свои винтовки. Проводники с большим уважением относились к раненому лосю или лосю в период гона. Затем мы подошли к нему. Осторожность уже была ни к чему.
Все четыре моих выстрела попали в цель. Один задел рог. Один попал в шею. Другая прошла прямо через легкие, четвертая также прошла сквозь него. Лось был мертв.
Нона вернулся на пост за вторым каноэ и мешками для мяса, а мы с Эдуардом занялись снятием шкуры и разделкой зверя.